– Разве я лгал вам когда-то? – Джейкоб снова начал улыбаться.

«Точнее было б сказать: попадался ли я когда-то на вранье! – мысленно поправила его Лара. И сама себе ответила: – Нет, хитрец, не попадался. Да и то, что он лгал, известно лишь со слов Дмитрия. Знать бы, кто из них больший лжец…»

Но вопрос она все-таки задала:

– Мне не дает покоя то, что случилось возле усыпальницы Ордынцевых. – Джейкоб помрачнел сей же миг. Ларе даже показалось, что он поежился. – Что там произошло? Вы знакомы с господином Рахмановым, не так ли?

– Знаком, – неохотно признался он. Въедливо поглядел на Лару, будто проверяя, действительно ли она хочет услышать правду. – Точнее, был знаком много лет назад. Немалым сюрпризом стало для меня увидеть этого господина здесь живого и невредимого.

– Что же произошло меж вами? Вы дружили и поссорились?

Джейкобу расспросы были неприятны. Не спросив разрешения, он переступил с ноги на ноги, поворочал головой и оттянул ворот сорочки, будто тот его душил. С неподдельной тоской обратил взор в сторону моря – Ларе даже показалось, что он передумал насчет портрета. Она и сама уже не смотрела на холст.

– Наверное, я и впрямь виноват перед ним, – через силу признал Джейкоб. – Втянул его в одно отвратительное дело, о чем сам тысячу раз пожалел.

– Из-за этого дела вы и не ждали встретить его живым и невредимым?

Но Джейкоб не ответил, продолжая морщиться солнцу и вглядываться за горизонт. Лара сперва подумала, что он просто не хочет смотреть ей в глаза – но потом увидела, что там, далеко над водами, беспокойно кружат птицы с длинными раздвоенными хостами. Не вороны – ласточки.

– Отчего бы вам не поговорить с господином Рахмановым откровенно? – она обтерла руки о тряпку и решилась подойти. – Он вовсе не злой человек. Если вы и впрямь виноваты и раскаиваетесь, он простит.

Джейкоб хмыкнул. Окончательно ушел в тень, прислонившись к стенке лодочного сарая – и Лара последовала его примеру.

– Видите ли, Лариса, все куда сложнее, чем вы думаете. Рахманов – он не вполне человек.

Лара вскинула брови в немом вопросе, а Джейкоб объяснил:

– Вы и сами видели там, возле усыпальницы, что он может сделать одним лишь своим взглядом. Он подчиняет себе волю людей полностью, беспрекословно. Он может сделать с вами, Лариса, все что захочет – а вы даже не поймете, что этого хочет он, а не вы. Нет, он не человек.

– А кто же?.. – Лара судорожно пыталась понять – не бредит ли он? Не бредит ли она сама?

Но Джейкоб не выказывал никаких признаков сумасшествия. И Лара отлично помнила, как тогда, на кладбище, Дмитрий своим вымораживающим все живое взглядом велел ему отпустить ее руку и отойти.

На вопрос ее Джейкоб снова не торопился отвечать – наблюдал за ласточками.

– Милые птахи, – не к месту заметил он. – Вы знаете, кто такие ласточки, Лара?

– Милые птахи? – неуверенно спросила она, пытаясь собрать разлетевшиеся как осколки мысли.

– Нет, не только. Есть легенда, Лариса, что после сотворения мира ключами от Рая владел Ворон. Однако его громкое карканье тревожило души мертвых, и тогда Бог повелел Ворону отдать ключи Ласточке. Ослушаться Ворон не посмел, но один ключ все же оставил себе. Утаил. Этим ключом он и его собратья отпирают потайную дверцу в Рай. Или Ирий, как называли его славяне. Считается, что Ворон может как провести, так и вывести из райских кущ душу в мир живых.

– А Ласточка?..

– А Ласточка должна вернуть заблудившуюся душу туда, где ей положено быть. На то она и владеет ключами. – Джейкоб хмыкнул: – Говорят, и хвост у ласточки раздвоенный оттого, что Ворон со злости вырвал из него перья.

– Бедная ласточка… Зачем же Ворону уводить души из райских кущ?

– Ворону – незачем. Ворон только проводник. Хранитель и вместилище души до той поры, пока она не найдет себе новое пристанище в мире живых.

– Что значит, найдет новое пристанище? Заберет себе чье-то тело?

– Случается и так. Потому душа всякого умершего, Лариса, должна отправиться в мир мертвых. Обычно все так и бывает… Если кто-то, нежелающий отпускать душу, не применит чёрную магию.

– Какой ужас… – Ларе и впрямь было не по себе. Вдвойне не по себе, оттого, что эти самые вороны огромной черной стаей кружили теперь не только над смотровой площадкой, но и над их головами. – Я одного не пойму, Джейкоб, к чему вы мне это рассказали? Ведь я спрашивала вас о Дмитрии Михайловиче, а не о ласточках или воронах. При чем здесь Дмитрий Михайлович?

Собирался ли Джейкоб объяснить? Этого Лара не узнала: гортанное карканье ворон вдруг стрелою рассек женский вскрик, полный такого отчаяния, что она вмиг обо всем забыла.

Насторожился и Джейкоб.

– Это со смотровой площадки. Вот же… так и знал, что не к добру это! Лара оставайтесь здесь, не ходите! – Он бросился наверх той же тропкой, что они сюда пришли.

Но Лара его не послушалась, конечно.

Помедлив лишь минуту, она взбежала следом – и к ужасу своему поняла, что кричала Анна Григорьевна. Она не упала, слава богу, нет. Должно быть, господин Ордынцев подоспел вовремя и помог выбраться: нынче женщина рыдала, уткнувшись ему в плечо.

Или же… Лара не могла взять в толк, отчего Анна Григорьевна так убивается да снова и снова пытается подойти к краю площадки. И туда же, вниз, на камни, смотрит, почернев лицом, Джейкоб…

И вороны. Не зря они кружили, действительно не зря.

Невесть откуда в Ларе взялась эта решительность, но она смело направилась туда, к Джейкобу. Не ожидала только, что в этот миг словно из-под земли вырастет перед ней Дмитрий Михайлович и решительно перегородит дрогу.

Одет он нынче был не в привычную клетчатую тройку, а в темно-зеленый мундир с шашкою на боку и кобурой на поясе, в которой Лара угадала наличие самого настоящего револьвера.

– Не надо вам туда идти, Лара, – сказал он так, что ослушаться было невозможно.

Вслед за Дмитрием к смотровой площадке уже подтягивались и другие офицеры в зеленых мундирах.

О своей к ним принадлежности Дмитрий пояснить ничего не стал – и без слов все было ясно. Но причину он все-таки назвал:

– Убили человека. Госпожу Щукину.

После того как тело Щукиной увезли, начальник сыскной полиции Тихоморска, господин Горихвостов, вынудил Александра Наумовича пригласить всех в дом под предлогом необходимого разговора.

Еще тогда Ордынцевы вместе с Ларой, не сговариваясь, решили ни за что не отпускать Анну Григорьевну в пансионат хотя бы до следующего утра. Несчастная женщина места себе не находила и беспрестанно ударялась в самобичевания – нельзя ей нынче быть одной.